Правозащитник и бывший юрист профсоюза РЭП, отбыв два с половиной года в неволе, покинул Беларусь. За годы своей профессиональной деятельности он помог тысячам соотечественников по всей стране. Сейчас нужна помощь ему.
Правозащитник покинул Беларусь и сейчас находится в безопасности. Леонид Судаленко рассказал в интервью BYSOL о встрече в колонии с Максимом Знаком и о том, какими разными могут быть люди, которых осудили за «экстремизм». Наказание гомельчанин отбывал в колонии «Витьба» под Витебском.
Встреча с Максимом Знаком
— Конечно, я встретился с Максимом Знаком. Он заехал в лагерь на один этап раньше меня, дней на пятнадцать. Он работал в швейном цеху. Мы были с ним в разных отрядах, тем не менее я смог к нему пойти в цех и поговорить. Кроме того, когда заходили на промышленную зону, был момент, когда можно было постоять пять минут, обсудить последние события.
С Максимом Знаком я общался до того момента, как по нему было принято решение его содержать в бараке усиленного режима, то есть в камере-одиночке. К нему, наверное, будут применять 411 статью. Понятно, что из него сделали искусственно злостного нарушителя. По всей вероятности, ему дадут год крытой тюрьмы, он поедет в Могилев.
Что значит «политзаключенные»?
В лагере это «экстремисты». Все, кто носит желтую бирку. Колония — это 900 человек, и из ста человек моего отряда где-то 25−30 — желтобирочники. Значит, треть всей зоны — политические. Мы не просто общались — мы жили с ними в одном отряде 24/7. Конечно, все обсуждали и делились новостями.
Разные есть люди, в том числе и среди «желтых». Например, кто-то сидит за пьяный руль (за смертельное ДТП. — Прим. ред.), сидит семь лет, но у него в мобильном телефоне нашли видео, где он был на акции протеста в 2020-м, а в тюрьму попал только сейчас. Его и сделали "экстремистом". А он от политики очень далек, его интересуют мотоциклы, потому что он байкер, и больше ничего. Мне с ним не было о чем разговаривать. А были люди действительно убежденные: «бэчебэшники», или «борцуны», как нас там называли — и другие зеки, и администрация между собой.
Каково быть «желтобирочником»
— В лагере легче, чем в СИЗО. Мини-свобода — дышишь свежим воздухом, видишь деревья, птиц, небо, солнце… Там не курят в бараках. Время идет быстрее.
Но если ты с желтой биркой — особые условия содержания, хотя по закону не должно быть различий. Если обыкновенных заключенных проверяют два раза, то у нас — три дополнительные проверки в день. Когда приходит сотрудник администрации и делает перекличку, все ли на месте — это касается только профучета.
Через громкоговоритель говорят: «Профучет восьмого отряда, построение в локальном участке» — значит, все желтобирочники должны выйти и построиться. Процедура — пять минут, но, например, вечером идут новости, и ты на них не успеваешь. Хочется же новости посмотреть в «ленинской комнате», в «ленке», как ее называют — где висит телевизор на стене. Администрация разрешала смотреть СТВ.
Война и слушающий опер
О начале войны Леонид Судаленко узнал из российских новостей, некоторые новости заключенные получали из разговоров с близкими по телефону: «Но что касается желтобирочников, у нас были отдельные звонки, и оперативный сотрудник слушал, о чем мы говорим. Как только он слышал, что мы говорим о войне, сразу прерывал разговор».
Запретили играть в шахматы
— Я, например, ходил в шахматный клуб. И на турнире колонии я занял второе место. Мне даже обещали грамоту подписать, но опять-таки, из-за того, что я — желтобирочник, грамоты не дали. Приезжал гроссмейстер с сеансом одновременной игры и десять партий одновременно играл. А меня не допустили к игре, хоть я и хотел поиграть с гроссмейстером. И один, у которого я выигрывал, партию с гроссмейстером свел на ничью. То есть у меня тоже были бы шансы. Но, к сожалению, желтобирочников ограничивали даже в этом. Такая дискриминация.
Муковозчик рассказывает новости о гражданском обществе
— Кстати, я газеты выписывал, которые было разрешено: «СБ», «Гомельскую правду»… Я их выписывал, чтобы хотя бы что-то черпать, чтобы быть в курсе, что происходит: куда полетел Лукашенко, с кем провел переговоры, куда движется страна… И, в общем, было понятно.
Я когда вышел, узнал, что только известных политзаключенных — около полутора тысяч. Но я это понимал: я был там, я сам их видел. Люди сидят ни за что: за лайки, за донаты, за то, что военную российскую технику сфотографировал… Я видел, что сроки стали давать уже гораздо большие, чем получил я. Понимал, что страна погружается в полнейший, катастрофический правовой беспредел.
Я знал и про разгром независимых СМИ и НГО — в газетах было, в извращенном, искаженном виде, но я понял. Ведь в газете «СБ» постоянно печатается человек по фамилии Муковозчик. Так вот он, ерничая, все рассказывал — и я все понимал.
Что теперь
В правозащите, конечно, я останусь. Правозащита — это мое все. Она всегда привлекала меня больше, чем политика. Я буду искать, где смогу применить свои знания. Я ехал в Вильнюс, потому что здесь все мои коллеги правозащитники, «Весна» и остальные. Я готов подставить плечо тем, кому нужна помощь. Я готов своим участием приближать тот день, когда мы все вернемся домой, в Беларусь.
Напомним, Леонид Судаленко руководил гомельским отделением правозащитного центра «Весна» и работал правовым инспектором в Белорусском профсоюзе работников радиоэлектронной промышленности (РЭП). Его задержали 18 января 2021 года. 3 ноября того же года его приговорили к трем годам колонии по «народной» 342-й статье за организацию протестов. 21 июля Судаленко освободился из колонии «Витьба», отбыв весь срок. Всего он провел за решеткой 2,5 года (день в СИЗО считаются за 1,5 в колонии). Несколько дней назад он покинул Беларусь.
Материально поддержать Леонида можно на сайте BYSOL.