Больше трех лет назад рабочие многих предприятий Беларуси пытались противостоять режиму, объявив забастовку. Во время событий 2020-го на ОАО «Нафтан» около 40 человек ушли в стачку. «Салідарнасць» нашла бывших участников акции протеста и узнала, что происходило три года назад на объединении и как сложилась их жизнь после.
— После ЦИП 17 августа я пришел на завод, настроенный на решительные действия, — продолжает Игорь. — Интересно, что встретили меня неожиданно радушно.
Какие-то слова поддержки выразил даже директор, идеолог жал мне руку и говорил, что принято решение выписать помощь в связи с моим задержанием.
Мне даже согласились дать внеочередной отпуск якобы для восстановления. Взамен за такую щедрость просили лишь об одном — чтобы я не устраивал никаких провокаций.
— В те первые дни, пока начальство пыталось с нами договориться, многие после работы ходили на протесты в городе, — вспоминает Олег. — Все своими глазами видели, как жестоко вели себя силовики. Если сначала людей задерживали только после митингов, то совсем скоро дошло до того, что автозаки просто днем стали ездить по городу и рандомно хватать всех подряд.
Для некоторых это становилось триггером и, не выдержав, люди на следующий день на работе демонстративно отказывались выполнять свои обязанности, говорили, что такое нельзя терпеть.
— Сложно остановить ваше производство?
— На самом деле, сложно. Даже макаронную фабрику без последствий не остановишь. А у нас серьезное химическое производство. Есть взрывоопасные цеха.
В одном производят синильную кислоту. Это сильнодействующее ядовитое вещество удушающего действия, распространение которого контролируется специальной комиссией в рамках Конвенции о запрещении химического оружия.
То есть чтобы остановить такое производство, как «Нафтан», необходимо было провести предварительную подготовку, и мы знали, как это можно сделать наиболее безопасно.
Аварийная остановка некоторых установок на «Нафтане» в июне 2021 года
И я в том числе обговаривал такой вариант с коллегами, которые тоже считали, что нужно бастовать. Но проблема была в том, что с нашей стороны все происходило спонтанно, в то время как ставленники режима следовали указаниям сверху — правдами и неправдами они пытались договариваться с нами и тянуть время.
Нашей ошибкой было то, что мы поддались на эти уговоры, стали собирать какие-то подписи, объявлять собрания. Даже на призыв бастовать кто-то предлагал, давайте сначала составим списки — кто за, кто против — у нас же демократия.
По этой тактике действовали на всех предприятиях и это оттягивало внимание от главного.
Потом по заводам стали ездить личные представители Лукашенко, на «Нафтан» приехал Тертель, на «Полимир» — председатель концерна «Белнефтехим». Они всячески пытались нас умаслить.
На самом деле забастовка была тем единственным, чего они очень боялись, и что реально могло бы сработать.
Собеседники «Салідарнасці» рассказывают, как их обрабатывали с разных сторон. Кроме приезда высоких гостей и сами представители руководства вдруг резко обратили внимание на проблемы сотрудников, стали ходить по цехам, интересоваться, чем помочь, что заменить или закупить.
— До сих пор считаю, что в те дни лично я смалодушничал, — признается Игорь. — Если и жалею о чем-то, то только о том, что все-таки не нажал на кнопку и не остановил свой цех.
Ведь был же ультиматум, что мы, работники, даем руководству несколько дней, чтобы выполнить требования, иначе остановим производство.
И к этому вроде бы все шло. Когда ко мне подошел замначальника смены и спросил, почему я не переоделся в рабочую форму, ответил, что больше работать на режим не буду и либо они выполняют требования, либо я остановлю производство.
С того момента возле меня появились два замначальника цеха, приказ присматривать за мной дали и аппаратчикам.
А состояние у меня действительно было на грани фола в те дни и, в принципе, конкретно свой цех я мог попробовать остановить. Это была бы аварийная остановка, но последствия не были бы такими страшными, как в том же цеху синильной кислоты, например. Однако убытки были бы серьезными.
До сих пор мне кажется, если бы я тогда все-таки решился, это могло многих вдохновить. Специфика нашего предприятия такая, что из каждой смены должны были уйти не меньше двух-трех работников, чтобы сначала усложнить, а впоследствии и остановить работу цеха.
А любой остановленный цех, соответственно, мог привести к остановке всего производства.
Мы надеялись, что так и получится, и начали уходить в стачку. На «Полимире» я был первым, ушел 11 сентября. Потом стали присоединяться другие. Самый массовый уход людей произошел после убийства Романа Бондаренко.
— Обстановка, правда, была очень накалена, — согласен Олег. — Чтобы вы понимали, как настроены были люди, расскажу один эпизод. На «Полимире» есть одна конструкция, выше 100 метров высотой. Ее все называют «Эйфелевой башней».
Считается, что наверх неподготовленному человеку подняться невозможно. И вот в одно утро рассеялся туман — и мы ошалели: на самом верху развевалось огромное БЧБ-полотнище! Это был материал из стекловолокна, который используют для тушения пожаров. Он светлый, а посередине кто-то нарисовал ярко-красную полосу.
Этот флаг было видно на всей территории завода. Конечно, нас он невероятно вдохновил. А руководство аж трясло от произошедшего. Они долго бегали вокруг вместе с кучей каких-то комиссий, но ничего не могли сделать.
В итоге вызвали промышленных альпинистов. У них есть специальное оборудование, страховки. А вы представьте, что те, кто вешали этот необыкновенный флаг, мало того, что не имели никакого снаряжения, так еще делали это ночью в кромешной темноте и даже фонариками посветить себе не могли.
А примерно за месяц до этого, когда флаги еще вывешивали практически везде, такое же полотнище появлялось на нафтановской УЗК, которая считается самым высоким технологическим объектом в стране.
БЧБ-флаг на УЗК на «Нафтане»
И вот, ребята, объявляя о присоединении к стачке, признавались, что им морально становилось легче, что они как будто чувствовали прилив свободы.
Я сам работать не мог уже после выборов, просто приходил и ничего не делал. Но в стачку ушел позже, когда понял, что больше нет сил видеть коллег, которые стали делать вид, будто ничего не происходит. Очень печально было наблюдать, как люди, которые горели вначале, стали затухать, и работали как ни в чем не бывало.
Разумеется, у многих из нас тоже были сдерживающие факторы —работа, семья, кредиты и прочее. Помню, как один коллега сказал: «У меня кредиты, нужно посоветоваться с женой». И на следующий день он тоже объявил о том, что присоединяется к стачке. Значит, жена поддержала.
Угрожали тем, что разберутся с женами и детьми
Конкретного плана действий у стачкомовцев не было. Пытаясь остановить беззаконие, они сами стали мишенями для режима. Сначала за участниками стачки вели бдительное наблюдение, а потом началась откровенная слежка. Утром к дому каждого приезжали машины, номера которых они даже успели запомнить. Авто стояли до позднего вечера.
Многим приходилось скрываться по другим адресам. В их домах проводили обыски, конфисковывали технику и личные вещи, практически всех задерживали.
Во время допросов, как рассказывали после некоторые, угрожали, что «разберутся с женами и детьми».
— Что помогло мне спастись? Опять же эффект небольшого города, когда и на той стороне оказались неравнодушные люди, успевшие предупредить, что примерно через час за мной придут, — рассказывает Игорь. — К тому моменту я уже знал, что тех, кого отпустили в первые дни, стали забирать «досиживать». Также мне сообщили, что силовики, которым я оказал сопротивление при задержании, готовы дать против меня показания о причинении вреда.
В стачку все-таки не ушло достаточное количество человек, на которое мы рассчитывали. Думаю, было несколько причин: это и общее разочарование от того, что все не получилось быстро, и подкуп руководства — у нас зарплаты и так были примерно от 1000 евро и выше, а стали давать еще премии. Силовики, в свою очередь, усиливали репрессии.
Немаловажный факт: независимый профсоюз не поддержал нашу стачку в том виде, как у нас получалось. Их главный аргумент заключался в том, что нужно действовать исключительно по закону. Но наши законы вообще не предусматривали стачки.
Сейчас минимум шестеро нафтановцев признаны политзаключенными, но в заключении, по словам собеседников, их бывших коллег находится больше.
«Чистки» на заводе проводят с разных сторон — и силовики, и собственная служба безопасности»
Массовыми стачки не стали на многих предприятиях, в том числе и там, где рабочие даже сумели осуществить временную остановку производства.
Тем не менее, кое-где отток специалистов оказался существенным. На «ГродноАзот» уже через несколько месяцев вынуждены были набирать штрейкбрехеров. За ними поехали на ОАО «Нафтан».
— Директором на «ГродноАзоте» был бывший председатель концерна «Белнефтехим» Игорь Ляшенко, который с первых дней проводил жесткие репрессии, — рассказывают собеседники. — Если помните, это на «ГродноАзоте» ОМОН дубинками загонял рабочих в помещения, чтобы они не выходили на митинг. Кроме того, что люди уходили в стачку, там сразу начались увольнения.
У них, как и у нас, отсутствие каждого специалиста увеличивает риск аварии. Нельзя сказать, что наши производства идентичные, но процесс похожий, то есть работника хотя бы не нужно обучать с нуля.
Набирали, понятно, не всех подряд. Допустим, к людям, вроде нас, понятно, не подходили. Шли к тем, кто имел выговоры за пьянку или другое административное нарушение. К конъюнктурщикам, которые за деньги готовы на все.
На самом «Нафтане», несмотря на то, что в 2020 году уйти в стачку решились немногие, «неблагонадежных» продолжают увольнять до сих пор.
— Сейчас предприятие под санкциями, — говорят бывшие заводчане. — С учетом изменившейся логистики они потеряли большую часть прибыли. При этом зарплаты нужно повышать, чтобы удерживать людей.
А их не хватает. «Чистки» проводят с разных сторон — и силовики, и собственная служба безопасности. Рабочих продолжают задерживать прямо в цехах, оправляют на сутки и увольняют. По иронии судьбы, уволенными оказались практически все, кто хотел, но не решился тогда к нам присоединиться.
В итоге, если раньше на завод попасть было очень сложно и даже со специальным образованием люди могли не пройти по конкурсу, то сейчас в городе висит большой билборд с внушительным списком вакансий: «Приглашаем на «Нафтан».
При этом стоит отметить, даже на самую простую специальность на таком производстве учиться необходимо минимум 5 лет. Если человек не имеет нужного образования или квалификации, вероятность различных аварийных ситуаций увеличивается в разы.
Соответственно, значительно возросла нагрузка на оставшихся квалифицированных кадров. Оборудование на заводе считалось старым еще при нас, нештатных ситуаций уже тогда хватало, однако опытные сотрудники большинство из них умели оперативно предотвращать.
Мы знали, что делать. Молодежь, которую сейчас готовы брать буквально с улицы, этого не знает. Те, кто остались из старого состава, едва ли успевают за всем уследить.
Они говорят, что работать стало крайне сложно не только из-за нагнетаемого страха и репрессий, но и потому, что во много раз возросла ответственность.
Есть цеха, где не осталось ни одной смены, где бы кого-то не уволили. Сотни заводчан уже прошли через различные репрессии. И «чистки» продолжаются.